Как то у меня полосой, в последнее время, идут врачебные истории от разных авторов: причем пройдя через несколько книг я добрался от акушера в “Держите ноги крестиком” до судмедэксперта в “Рассказы Судмедэксперта” от Андрея Ломачинского. Тут уже медицинские байки приобрели довольно хмурый окрас смерти, но при этом остаются весьма познавательными и поучительными, так как большинство описанных ситуаций является следствием человеческой глупости и неосторожности, чаще всего, как в этой книге, с летальным исходом. И если байки врачей из отделений хирургии или гинекологии прочувствованы любовь к жизни и борьбу за каждого пациента, то в судмедэкспертизе ты читаешь уже довольно сухую и познавательную информацию о причинах произошедшего казуса.
Собственно один из последних рассказов был как раз о гибели экипажа, потерпевшего авиакатастрофу и по совету, входившего в команду ненца, обожравшегося с голодухи копахельма. Копахельм представляет собой трупы оленей-вожаков, которых ненцы приносят в жертву духу Оленя, в момент смены вожака в стаде. То есть вожак в оленьем стаде должен меняться эпизодически, поэтому хозяин стада держит старого, “уходящего” вожака, на строгой диете несколько суток, чтобы желудок животного очистился от дерьма, после чего ведет его на болото и там давит кожаным ремнем. После этого олень закапывается в торф, из которого образуется своеобразный могильник, в котором под действием холодной воды и торфа, олень медленно-медленно гниет. Причем эти могильники ненцы помечают на случай каких то форс-мажорных ситуаций. И вот эту нямку, они используют для еды, в случае полного ахтунга, если кто то потерялся или совсем туго с едой. Собственно в рассказе так и получилось, что ненец притащил часть этой оленины, от которой он стал живее всех живых, а остальная часть экипажа загнулась от отравления трупным ядом, который в организме северного жителя купируется за счет особого фермента печени цитохрома P-450, способного окислять многие токсичные соединения.
Там же были упомянуты американские эскимосы, которые вылавливают моих любимых тупиков и крачек, не потроша запихивают их в кожаные мешки, прокладывая тюленьим жиром, после чего оставляют гнить до получения однообразной серой биомассы, чья калорийность превосходит бекон. Процесс перебраживания может тянуться годами.
Подобный способ используются и для приготовления кушанья под названием кивиак, когда в обезглавленного, но не потрошенного тюленя набивают тупиков и ныкают в землю на 8-10 месяцев, после чего трескают полученный деликатес.
В Исландии местные эскимосы подобным образом готовят полярных акул, закапывая их в песок на 12 недель, а после высушивая еще 4 недели. Эта нямка (вроде как по-приданиям атеутентично викингская) именуется как хаукарль или хакарл, но в данном случае, такой вид приготовления является следствием того, что гренландская акула не имеет мочевыводящих путей и выводит мочевину через кожу, в следствии чего её мясо в свежем виде оказывается пропитана аммиаком в смертельных для человека концентрациях. К тому же, судя по тому, что аммиак является следствием самовоспламенения людей, приготовить её на огне тоже не представляется возможным.
В Швеции национальным блюдом является сюрстрёмминг (Surströmming)- прокисшая селедка. Причем она именно прокисшая, а не тухлая, так как для её приготовления в сельдь добавляется соль, правда в недостаточном количестве, так что рыба проходит своеобразную ферментацию. Практически также как у дальневосточных чукчей, который закапывают свежепойманную рыбу с песчаные могильники на несколько недель, пока вокруг них не начинают бродить собаки. Но в данном случае, не приходится иметь дело с трупным ядом, и по заявлениям специалистов, ферментированная (или проще говоря полуразложившаяся) рыба усваивается организмом гораздо лучше чем жаренная. Хотя я с детства помню аксиому, что по тяжести самые сильные отравления- молочные и тухлой рыбой. Самое интересное, что вывести сюрстрёмминг из Швеции сложно, так как авиакомпании запрещают его провоз, в связи с его взрывоопасностью- консервы с этим блюдом, в результате брожения, сильно раздувает и видимо на суднах возникали ситуации самопроизвольного открытия емкостей.
После этого, национальное норвежское блюдо лютефиск (Lutefisk), кажется вообще детским лепетом, так в этом случае свежепойманную треску сушат до подметкоподобного состояний- после чего вымачивают в щелочном растворе гидроксида натрия (он же каустическая сода) в течении трех суток, после чего отправляют вымачиваться в воде еще пару суток, для того чтобы вывести щелочь из мяса. В результате получаются белесые сопли с едким запахом, которые затем уже готовят в виде подогревания или запекания. Будучи в Алесунде, мы очень хотели попробовать эту штуку, тем более что насмотрелись на её приготовление в музее Бергена на Ганзейской набережной, хотя сам музей лютефиска находится в Дрёбак аквариуме в окрестностях осло-фьорда. Как говорят, самый лучший лютефиск в Норвегии готовят как раз на севере в Алесунде, но нам не повезло и мы попали в пересменок, так как лютефиск готовится несколько часов. Хотя, учитывая что лютефиск, даже ортодоксальными норгами потребляется не чаще одного-двух раз в год, дабы не заработать язву он химической реакции гашения щелочи соляной кислотой, происходящей в желудке при поедании этой нямки, то вполне возможно эта казалось бы неудача, была вполне хорошим стечением обстоятельств.
Если говорить откровенно, то памятуя о горловых и желудочных спазмах при поедании дуриана, мне кажется я бы такое точно не смог бы съесть, так как запах и вкус для меня являются определяющим в жратве. И помнится даже когда мы ели на Байкале расколотку из омуля, которую приготовили сами из свежепойманной рыбы, то первый закус сопровождался определенными позывами. Но соль с перцем и водка сделали свое дело, так что через пару стопок мы уже с удовольствием уплетали сырую рыбу, обмакнутую в горку соли с черным перцем и запивая это забортной водой. Расколоткой она называется из-за того, что после того как свежая рыба полностью замерзает в морозильнике, она отбивается деревянной киянкой, после чего разламывается, требуха с костями выкидывается, а мясо, благодаря молотку, уже само прекрасно отдирается от шкуры и отправляется в рот, приправленное перцем с солью.
Рыбу мы кстати ловили по-байкальски из под винта, то есть кораблик утыкался носом в берег, сзади к нему привязывалась лодка и винт запускался на холостой ход, поднимая со дна море мути, в которую тут же прилетала рыба со всех окрестных вод, так что крючок бросался в водовороты воды без наживки, но рыба тем не менее хватала его на лету. Дорого, не азартно, зато быстро и не сетью.
Опять же устрицы, что мы пробовали в Таиланде я смог съесть только с чесночным соусом, тогда как Катя и Маг выплюнули сие с омерзением. Ибо по мне эта слизь просто воняла морской водой и какой то затхлостью.
Но от всего вышеперечисленного, по крайней мере, все ограничивалось временным отвращением, чего оказалось недостаточно для кокреча, который я первый раз попробовал в Стамбуле на какой то темной улице, и не смотря на то, что его мы запили изрядным количеством вискарика, тем не менее всю ночь и последующий день, нам приходилось постоянно спорить за право обладания и нахождения в туалете. Хотя балканский кокоречъ с пивом, был встречен организмом вполне себе нормально, вполне возможно что потому что он таки готовился для братьев славян или тем что турки промывают потроха более по-азиатски, то есть спустя рукава. Кокоречь – это такая мешанина из жаренной бараньей требухи запакованной в кишки и подающаяся в булке или лаваше. Жрать это довольно вкусно, хотя пахнет весьма специфически. Но вот реакция человеческого кишечника от встречи с бараньим, может быть вполне себе не предсказуемой.
Так что какие то экзотические блюда будут не особо хорошо усваиваемы для иностранца, а какие то так и просто смертельны. Поэтому при очередном знакомстве с экзотикой, таки стоит поинтересоваться тем как это есть и возможных последствиях. Хотя в случае с ненецким копахельмом ответ был бы, что все прекрасно- очень вкусно и питательно.
Не зря говорится, что если у человека нет здравого смысла, то вместо него появляется жизненный опыт.